— Почему было? Савва еще прокурор, — сказала Земфира Илларионовна. — А во-вторых, я тоже сперва опасалась Алексея Владимировича. Потом привыкла. Сухарь он. Требовательный. У каждого свой стиль.
— Прокурор тоже требовательный. Может быть, даже больше. Но он доверял мне, не опекал так мелочно…
— Это верно… Навестила я вчера его жену. Говорит, что поправляется наш Савва.
— Я рада. Его здесь действительно не хватает. Земфира Илларионовна, ко мне никого нет?
— Нет, Верочка, — ответила секретарь.
— Пойду на почту. По делам.
— Больше, больше двигайся. Полы мой, стирай, работай.
— Знаю, — улыбнулась Седых.
— Вот-вот, рожать будет легче. Перед тем как в роддом идти, я сама весь дом перемыла, прибрала….
Вере Петровне трудно было представить, как эта хрупкая, маленькая и сухонькая женщина когда-то ходила беременной, рожала.
— Страшно было? — спросила она.
— Конечно. Врут бабы, что не страшно. Конечно, если четвертого, пятого, тогда наверно. Первого — не весело идти. А как показали мне мою Анку — слезами от радости залилась… И все забыла. Так, наверное, и все.
Вера Петровна счастливо улыбалась чему-то своему.
Чижак вел себя в кабинете следователя совершенно спокойно.
— Я отношусь к жизни философски, — сказал он, поглаживая бороду. — Все, если так можно выразиться, крутится вокруг главного — любви. Верно я говорю?
— Любовь очень много значит в жизни человека, — подтвердила Вера Петровна, с любопытством поглядывая на его экстравагантную внешность. — Но неужели вы своей профессией тоже обязаны любви к кому-нибудь?
— Нет. Если девушка нравится мне и спрашивает, чем я занимаюсь, я говорю — герпетолог. Загадочно. Привлекает. Если не нравится, говорю, что змеелов. Всё! Больше данная особа ко мне не подойдет. Психология женщины, как я успел заметить, довольно примитивная штука… Я, разумеется, не имею в виду присутствующих.
— Интересно, — засмеялась Седых. — И у вас достаточно оснований для таких обобщений?
— Вполне. Женщин я делю на восемнадцать категорий. Классификация строго научная, с учетом большого опыта. И знаете, разговаривая с мужчинами, в общем-то каждый раз убеждаюсь, что мои наблюдения и выводы абсолютно правильны. Но при разнице у всех восемнадцати категорий наблюдается ряд общих черт…
— Например, какие категории?
Чижак взял в кулак бороду.
— Категория первая. У которых тяга к семье, верности. Типичный представитель — наша Зиночка Эпова. Знаете?
— Да, конечно.
— Типичный комплекс семейственности. Хочет замуж. Нет, я ничего плохого в этом не вижу, но думаю, что замужество — это следствие, а не самоцель…
— Ясно. А Оля Гриднева? — как бы невзначай спросила Вера Петровна.
— Та похитрее будет. Четвертая категория. Ей подавай что-нибудь из ряда вон. И обязательно во всех отношениях на голову выше всех остальных…
— Деньги любит?
Чижак на секунду задумался.
— Да не просто деньги, это каждой дуре… простите, девчонке нравится, а с гарантией…
— То есть как?
— Очень просто: ведь сотню можно рублями, а можно одной бумажкой. Значит, не переведутся. Мне думается, Гриднева из тех, кто крупную купюру выискивает. А чего бы ей тогда мотаться то к геологам, то к нам? Мы все-таки поденежней будем.
— Может быть, вы, Чижак, несправедливы к ней?
— Я? Несправедлив? А с чего мне быть к ней несправедливым?
— Между людьми разное бывает, — улыбнулась Седых.
— Нет, я к ней не питал ничего. Этот тип девушек для меня ясен. А если ясен, значит — не интересен.
— А она была к вам неравнодушна?
Веня развел руками:
— Это уж спросите у нее.
— Хорошо, знаток женского сердца и души. А как по-вашему, могла бы Гриднева похитить яд?
Веня ошалело посмотрел на Веру Петровну.
— Вы можете не отвечать, если не хотите, — сказала следователь, глядя на растерявшегося Чижака.
— Нет, почему же, — пробормотал тот. — Значит, могла ли она того, ну… увести флакон?.. А черт ее знает! — Веня наморщил лоб. Видимо, в его голове происходила невероятная для него работа. Он посмотрел на Веру Петровну, потом в окно, затем снова на следователя. Встряхнувшись, Чижак вдруг расплылся в улыбке: — Нет, не могла!
— Почему?
— Женщина, — развел руками Вениамин. — Этим все сказано.
Седых рассмеялась:
— Что именно?
— Поймите: барахло там, тряпье, ну мех еще — куда ни шло. Но яд? Нет. — Чижак решительно рубанул ладонью.
После поездки в областную прокуратуру Холодайкин стал проявлять к делу о пропаже сухого яда все больше и больше внимания.
Он тщательно ознакомился с материалами следствия и решил дать кое-какие указания Вере Петровне.
— Вы должны проверить всех, — сказал врио прокурора. — Хорошо, Кравченко опускаем. Ей одной это во вред. Давайте рассуждать: Эпова Зинаида могла быть тем самым человеком, который похитил яд?
— Нет.
— Почему же? То, что она строила определенные виды на бригадира Азарова, ясно.
— Обыкновенная романтическая влюбленность.
— Вы плохо знаете талышинцев. Между прочим, это всегда были зажиточные, крепкие люди. И при царе, и при Советской власти. Места здесь богатые. Нравы суровые. Ее бабку выдали замуж в пятнадцать лет, мать — в шестнадцать. А Эповой уже девятнадцать. Так вот допустим, что Зинаида Эпова задумала женить на себе Азарова. Парень он грамотный, постоянный хороший заработок, внешность отличительная. А здесь появляется Гриднева и отбивает кавалера. Разве не повод для ревности? А где ревность — там всякое может быть. Так что Эпову со счета сбрасывать нельзя.